итературного музея в Перми нет. Это более чем странно, потому как есть о чем рассказывать, есть что показывать и даже название есть. Название для целой сети литературных музеев, которых просто не может не быть в Перми. Оно взято из мемуарной прозы Михаила Осоргина, самого большого пермского писателя, ставшего великим русским писателем уже за пределами России, и вот теперь возвратившегося к нам из опалы и забвения. Он назвал свое автобиографическое повествование «Времена». 
Можно даже назвать имя человека, который сумеет координировать работу всех музеев литературной направленности. Есть повод, есть человек, и есть идея. В чем дело? Почему до сих пор не случилось? Странное стечение обстоятельств мешает осуществлению идеи, которая носится в воздухе уже не первое десятилетие, вот только упасть на властную голову никак не может. 
    Какое счастье, что есть областной краеведческий музей. Великий, как сама Пермь. Музей, который по терминологии, принятой в мировой практике, принято считать традиционным. В нем есть все: он включает более двух десятков отделов. И если никто до сих пор не выделил литературное направление как достойное отдельной системы музеев, то областной краеведческий выделил. Более того, здесь не только собирают уникальные книжные фонды, архивы литераторов – тут систематизируют, изучают, экспонируют, просвещают, соединяя специфическую научно-исследовательскую работу и функции учреждения культуры. 
    Новая литературная экспозиция областного музея заслуживает всяческого внимания, самых высоких похвал и нескромного продолжения в будущих литературных музеях: Василия Каменского, Михаила Осоргина, Сергея, музея писателей, живших и работавших в Перми в годы Второй мировой войны, музея частной переписки, может быть, музея дореволюционной и современной литературной жизни Перми. 
Два небольших зала областного краеведческого музея не могут вместить огромную палитру литературной жизни Прикамья. Что говорить о картинах, созданных с помощью этой палитры?.. Может случиться, что они так и останутся только в воображении тех, кто занимается разработкой этой темы, тех, кто должен знать нечто по роду профессиональных обязанностей.
    Какая жалость! Обида какая! Всего два-три процента литературных фондов можно увидеть в экспозиции. Два небольших зала – и огромный интереснейший поток информации общелитературной; а рядом имена, местные, пермские, оттого не менее значимые. С этими людьми дружили Аркадий Гайдар, Владимир Маяковский; полжизни состоял в переписке Виктор Астафьев; среди них какое-то время жил Борис Пастернак. Хочется пойти куда-то и узнать все подробней, почитать, подумать, мысленно провести какие-то аналогии. А пойти некуда. Нет таких отдельных подробных музеев. Так что будем радоваться, что есть эти два замечательные зала в областном краеведческом музее, которые не позволяют современникам остаться «иванами, не помнящими родства». Здесь место памяти.
     Литературный отдел в музее создан совсем недавно, всего два года назад, и это его первая экспозиция. Впрочем, изучением литературной жизни края занимались всегда, фонды комплектовали, отсюда и необходимость в создании специализированного отдела. Сейчас в фондах более тринадцати тысяч предметов по истории литературы. Но, к сожалению, это в основном наследие ХХ века. А что касается более раннего периода – предшествующих трех веков, то уцелели единицы. В свое время музей располагал интереснейшими материалами, но советская власть приняла строгое решение о том, что все старые книги необходимо передать в библиотеки, а все, что имеет отношение к литературе, сдать в государственные архивы. Старых книг теперь чаще всего не найти: списаны за ветхостью и ненужностью; а архивные материалы в лучшем случае лежат где-то без прока, а в худшем – их просто давно уж нет и в помине. Когда начали создавать экспозицию и по старым музейным книгам обнаружили то, что было когда-то, – всплакнули не раз. Пришлось многое открывать заново. Искать материалы прошедших столетий сейчас гораздо сложней, чем хотя бы полвека назад. Вот отдали букинистам список из шестидесяти названий – и за два года ни одна из заявок не была выполнена. Время уходит, и его уже не догнать, только следы в необозримом прошлом. Ну хотя бы их зафиксировать, чтобы не были затоптаны неблагодарными потомками. Благодарных всегда меньше, могут и не успеть вовремя…

    Два зала и три века – это очень сложно, это очень ответственно. Ставили вопросы. Готовых ответов на них не было. Музейщики сами стали литературоведами и много преуспели в этом. Вот если бы давали ученые степени за построение экспозиций и научно-исследовательскую работу, ей предшествующую, то деятельность Натальи Леонидовны Нохриной была бы очень высоко оценена. Будем надеяться, что это еще случится. 
     Вот стенды, посвященные уральскому фольклору, вот рукописные старинные книги. Раскрыт за стеклом пермский сборник 1859 года, где дети могут прочитать загадки, записанные в Пермской области: пусть с этого начнется их интерес. В экспозиции блюдо, на котором вырезаны пословицы, и даже большое кресло, украшенное буквенной резьбой с пословицами и поговорками. Откуда оно? Может быть, специальное, выставочное, но ведь вполне могло стоять где-то в трактире для привлечения и развлечения публики… Есть пермские сказки, старинные песни, записанные в Пермской губернии, местные предания, легенды и – особая гордость – коми-пермяцкий эпос, эпос коренного населения этих мест, созданный еще до массового прихода русских поселенцев.

     Удивительное дело: появление художественной литературы в Прикамье связано с именами местных чиновников. Вообще тут сложилась особенная ситуация. Когда в 1781 году Пермь становится центром пермского наместничества, происходит рождение города. Сюда приезжает много чиновников и специалистов из Москвы и Петербурга.
В конце ХVIII века две трети населения города – это приезжие из столиц. Уровень образования этих людей достаточно высок. Среди них и те, кто на досуге занимается литературным творчеством. К примеру, губернский прокурор Иван Иванович Панаев, один из основателей пермской масонской ложи, которая существовала в Перми с 1783 года ( в России масонские ложи появились в семидесятых годах XVIII века). Пермское масонское движение носило не совсем обычное название: «Ложа золотого ключа».
А «золотой ключ», как известно, всегда считался символом просвещения. Задачи ставились благородные: образование народа, книгоиздание, пропаганда книги. Тринадцать заседаний прошло: есть их протоколы, вернее, копии их, но это уже другая история.
Панаев писал прекрасные стихи, которые расходились в списках. Он их не публиковал, но известность и авторитет среди современников имел немалый. Позже, когда он становится директором народных училищ, он инициирует издание литературных сборников, где публиковались произведения учащихся, преподавателей и даже талантливые стихи крепостных крестьян. Тогда же он заметил талант мальчика Алексея Мерзлякова (впоследствии автора знаменитой, якобы народной, песни «Среди долины ровныя») – будущего поэта, переводчика, литературного критика, автора многих популярных романсов. Панаев способствует его направлению в Московский университет.
     С деятельности Панаева в конце ХVIII века и начинается литературная жизнь Перми.
А во второй половине ХIX века пермские авторы уже активно публикуются в центральных журналах. Именно в это время становится широко известно имя Федора Решетникова, который жил и учился в Перми, здесь начал писать. Его знаменитая книга «Подлиповцы» – это пермские впечатления о жизни коми-пермяцких деревень. Появление этой книги было грому подобно: мало кто из просвещенной интеллигенции знал, что жизнь людей бывает настолько чудовищна и страшна.

    Невелика пока музейная экспозиция, посвященная семье Ильиных 
(Осоргин – фамилия по бабушкиной линии, взятая как псевдоним). Могла бы уже быть и велика, все для этого есть, да вот музея отдельного пока нет. Хотя научно-практические конференции, посвященные творчеству и личности Михаила Осоргина, в городе проводятся. Музей Осоргина будет в Перми непременно, потому как имя классика русской литературы уже вернулось в Россию: его печатают и изучают. Просто невозможно себе представить, что человек, который так дорожил своим пермским прошлым, который так много сказал о своей родной земле, не будет удостоен чести вернуться в родное Прикамье.
    О Михаиле Осоргине разговор особый. Ну, а брата его, Сергея Ильина, пермяки знали даже больше, чем Михаила. Вот газета «Пермские губернские ведомости», публиковавшая в свое время первые рассказы братьев Ильиных. Михаил стал писателем, слава его перешагнула границы России и на какое-то время ушла из Перми, из Страны Советов, чтобы потом вернуться. А вот Сергей из Перми не уезжал. Он был журналистом, и о нем здесь помнят и рассказывают с особенной теплотой, хотя он рано умер. Личность была замечательная: прекрасно образован, необыкновенно музыкален. Он был старостой музыкального кружка, хорошо пел, писал стихи, играл на многих музыкальных инструментах и писал рецензии на спектакли театра оперы и балета. Почти все рецензии того времени на оперные, балетные и драматические спектакли были написаны Сергеем Ильиным. Их ждали в городе, они часто определяли общественное мнение и были для пермских жителей образцом беспристрастного суждения о том или ином явлении музыкальной и театральной жизни.
    В ходе подготовки литературной экспозиции выяснилось, что Сергей Ильин выпустил два сборника стихов: в 1890 и 1905 годах. Причем о первом из них до этого никто не знал, даже те, кто профессионально занимался историей пермской книги. Сам Ильин о нем в своей автобиографии не упоминает. Еще предстоит выяснить, что это за издание и почему о нем не было ничего известно ни современникам, ни потомкам. 

    В конце ХIХ – начале ХХ веков учебные заведения города были центром его литературной жизни. В начале XX, как и в начале XIX века, преподаватели литературы в мужских и женских гимназиях, в духовной семинарии были традиционно сильны. Они выпускали свои периодические издания, авторами которых были педагоги и учащиеся. Есть в фондах музея шесть сборников пермской мужской гимназии, есть совместное издание «Наши думы» – рукописный журнал мужской, женской гимназии и торговой школы. Рукописный литературный журнал выпускали и семинаристы. Семинарию в Перми окончило много интересных людей. Среди них Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, проучившийся в Перми четыре года и впервые опубликовавший в рукописном журнале свои опусы; и Павел Петрович Бажов, шесть лет обучавшийся в пермской духовной семинарии. В фондах музея хранилось несколько литературных журналов семинаристов. Если бы не то злополучное постановление об изъятии фондов, то все было бы цело. 
    Студенты есть студенты, даже если они семинаристы. Вот текст веселой песенки неизвестного автора, которую распевало много поколений будущих служителей культа:

    Сельских олухов пугают семинарские труды, 
    Наши братья презирают все труды, все хлопоты. 
    Скучных мыслей мы не знаем и не тужим ни об чем. 
    Мы богатство презираем, сыты собственным трудом.

    Второй зал экспозиции открывает раздел, посвященный Василию Васильевичу Каменскому. Имя это всплывает в вашей памяти, вероятно, как и в моей, в связи с футуризмом начала XX века. Рядом имена Владимира Маяковского, Давида Бурлюка, Максима Горького, в свое время принявшего новое поэтическое течение. Строчек наизусть как-то не припоминается, но помнится какой-то плакат с надписью: «Каменский Василий. Творческий опыт железобетонной постройки поэм». И он писал эти поэмы, и издавал их на сероватой бумаге, не слишком красиво, зато весело и доступно. 
    Думается, еще до смерти Маяковского все эти футуристические компании как-то исчерпали себя. Мальчики взрослели. Кто-то из них становился поэтом, кто-то как-то исчезал с поля зрения современников. Так случилось и с Каменским. Оказывается, он умер только в 1961 году, оказывается, жил недалеко от Перми, рядом с «непостижимо чудесной» Камой, и большую часть жизни провел вблизи нее. Выстроил дом, посадил сад, вырастил детей, был авиатором, написал много книг и даже оперу вместе с Ковалем, удостоенную Государственной премии, но все они выходили когда-то давно… Его творчеству посвящено немало публикаций. Но, видимо, была у него и какая-то другая миссия в этой жизни. В Московском музее серебряного века, в двух залах, рассказывающих о футуризме, очень много материалов посвящено Василию Каменскому, а остальные так или иначе с ним связаны. Значит, роль его в серебряном веке все-таки прописана и очевидна… 
   Делая экспозицию, музейщики пытались определить для себя, кто он, Василий Каменский. Поэт, не поэт? Достоин ли отдельного внимания в литературе или просто имя в ряду других имен? Важно было понять ту роль, определить то место, которое он занимал в литературном процессе определенного времени. Трудно назвать его идеологом русского футуризма – он не был им, но он писал стихи, проповедовал футуризм и старался показать его подлинность и многомерность в своем творчестве. Позже целый период его творчества был посвящен народной вольнице: «Емельян Пугачев», «Степан Разин», «Иван Болотников». Интересно, что он считал, что его фамилия Каменский – это от названия реки Кама; а позже он приобретет хутор Каменка и напишет там, быть может, свои лучшие книги, стихи и прозу. А позднее: «Мы вместе с Каменкой вступили в колхоз», а вместо хутора ему выделили дом в селе Троица, который раньше принадлежал священнику. По проекту Каменского к нему сделали пристройку, потому как по замыслу поэта он должен был напоминать корабль, и каждое утро он поднимался на верхнюю террасу и подымал речной флаг, что означало, что Василий Каменский дома и ждет гостей… А еще … он рисовал. Очень интересная, своеобразная живопись: в чем-то примитивная, похожая на детские рисунки. Когда-то вместе с Маяковским они устраивали футуристические выставки, а сейчас он сам расписывал ворота своего дома и над ними устанавливал стеклянные шары. И печь он разрисовал сам, и любил принимать гостей: их в доме всегда было много. Какой замечательный музей будет здесь! Ведь и потомки живы, и память жива, и человек достойный – ничем себя не запятнал. Имя – эпоха. Разве он и его друзья футуристы не достойны музея: большого, современного, активно общающегося со своим посетителем? Беда в том, что дом поэта, филиал областного краеведческого музея несколько лет назад сгорел, но реставрация там уже заканчивается, экспозицию планируется открыть осенью 2004 года, в год 120-летия поэта. 

    Двадцатые годы для культурной жизни Перми – период очень интересный. Кругом голод, разруха, а здесь жизнь бьет ключом. Художественные выставки сменяют одна другую, театральные премьеры радуют зрителя почти ежемесячно, возникают первые литературные объединения. Одно из них – футуристического толка – возглавил Савватий Гинц, друживший с Каменским и позднее написавший книгу о нем. Вот литературный сборник начала двадцатых годов «Улица»; а вот альманах пермского университета 1927 года, который искали многие годы. Уже казалось, что в природе он больше не существует ни в одном экземпляре, но вот к открытию литературной экспозиции чудо случилось: сборник нашелся. И еще один сборник – «Камские волны», выпущенный библиотекой завода. Впечатление такое, что стихи в двадцатые годы писали все: чувств было так много, что они не могли не выплеснуться наружу. 
    В 1925 году в Пермь в гости к своим арзамасским друзьям – журналистам приезжает Аркадий Голиков. Приезжает ненадолго, а остается на полтора года. Работает в местной газете «Звезда». 7 ноября 1925 года он публикует фельетон «Угловой дом» и впервые подписывает его псевдонимом «Гайдар». В Перми написана его повесть «РВС» и книга «Жизнь ни во что». Не лучшая, наверное, книга, но в ее основе – пермский материал о местном анархисте Лбове, личности незаурядной.

    Еще одно имя, с которым так или иначе связана литературная жизнь Перми в сороковые годы, когда в эвакуацию приехало из столиц более семидесяти писателей, критиков и поэтов – Александр Николаевич Спешилов, возглавлявший в то время Пермскую писательскую организацию. Книг он издал немного, но его дом №35 по улице Ленина был открыт для друзей, а друзьями были все бездомные и обескураженные, не приспособленная к трудностям выездного бытия творческая братия. У Спешилова были лучшая в городе библиотека и прекрасный кабинет: побыть в такой обстановке – как воздуха глотнуть. К тому же жена Спешилова занималась финансовыми вопросами и вопросами снабжения писателей продовольствием. Сохранилась документация той поры: «Список писателей на получение пяти яиц от такого-то числа». Или такая бумага: «Выдать такому-то литр вина для поправления здоровья». Целый раздел посвящен писателям, жившим в Перми в годы эвакуации, и их творчеству. Имена известные и неизвестные: Юрий Тынянов, который в то время уже был очень болен, но тем не менее в Перми он написал свою очень сильную новеллу «Гражданин Очер» о Павле Строганове, рассказы «Генерал Дорохов» и «Красная Шапка». Вениамин Каверин. Работал в эвакуации над второй книгой «Двух капитанов», а в драматическом театре шла его пьеса «Дом на холме». У Веры Пановой в Перми был, наверное, самый плодотворный период. Здесь она написала свой знаменитый роман «Кружилиха», повесть «Спутники», за которую потом была удостоена Государственной премии, тут создана ею пьеса «Семья Пирожковых», по которой впоследствии был снят замечательный фильм «Сережа». Корнейчук написал здесь свой «Фронт», за который был всячески обласкан, а Лиля Брик – «гнусную» книжечку о Маяковском, названную «Щен». Она была издана в Перми и встречена с осуждением. Нельзя было великого пролетарского поэта уподоблять веселому щенку. По этому поводу было даже принято специальное постановление ЦК КПСС, где осуждалась деятельность отдельных авторов, которые опубликовали свои книги в Пермском книжном издательстве. Как пример приводились книга Лили Брик и Розенфельда «Гунны». Прочитать маленькую книжицу про Щена нам так и не удалось (он под привинченным стеклом спрятан), но рассказывают, что Маяковский в ней выглядит «очень симпатично и по-человечески». Будем верить Лиле, ей видней. Назову еще имена писателей, живших в Перми в годы войны: Л. Бианки, Г. Гор, И. Соколов-Микитов, М. Казаков и другие.

    Тема культурной жизни Пермской области в сороковые годы, годы эвакуации, тоже ждет своего исследования и своего музея. Достаточно сказать, что население Перми в это время увеличилось больше чем на треть.
    Никогда в городе не звучало так много музыки, как в годы войны. Перед пермской аудиторией выступали выдающиеся музыканты: Д. Ойстрах, Э. Гилельс, Г. Нейгауз, Я. Флиер, Л. Коган, В. Софроницкий; певцы С. Лемешев, И. Козловский, А. Нежданова и другие. Эвакуированный в Пермь Ленинградский Кировский театр за два года девять месяцев пополнил свой репертуар двадцатью семью премьерами и сыграл более тысячи спектаклей. В годы войны в Перми жило много известных и просто хороших художников: Б. Иогансон, Е. Ряжский, В. Орешников, Ю. Васнецов, В. Оболенский, Н. Альтман, Б. Бруни и т.д. Они и оформляли спектакли прекрасными декорациями. В Перми находилась и балетная школа театра, сделавшая за время эвакуации три выпуска, подготовив 50 артистов балета. После возвращения школы в Ленинград в Прикамье был открыт ее филиал, который впоследствии стал самостоятельным учебным заведением – знаменитым Пермским хореографическим училищем.
    Город Березники Пермской области принял в эвакуацию Ленинградский театр юного зрителя. За три года ленинградцы подготовили сорок две постановки. Театр побывал на гастролях в двадцати семи населенных пунктах Прикамья.
    В Пермь был эвакуирован основной фонд библиотеки имени В. И. Ленина, книги были размещены в библиотеках и клубах Перми. В здании Пермской картинной галереи разместилось основное собрание Русского музея и Третьяковской галереи. 
Город Соликамск Пермской области хранил собрания Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Музея восточных культур, Музея керамики из усадьбы Кусково, исторического музея-заповедника Загорска, Музея А. С. Голубкиной, архитектурного музея, центрального театрального музея Бахрушина, Дома-музея Лермонтова, Краснодарского художественного музея и часть коллекции Русского музея. 
Вы замечаете, что мы уже просто даем информацию, не останавливаясь ни на каких подробностях? Для подробностей и научных исследований нужен отдельный коллектив, отдельный музей. Уверены, он будет востребован. 
    Чтобы понять, откуда такой высокий уровень культуры в столь далеком от столицы крае, не надо теряться в догадках. Не потеряв своей самобытности, Пермь вплотную соприкоснулась с искусством высочайших достоинств, с национальным достоянием, и с тех самых пор, с послевоенных лет, а может быть, еще раньше, все, что здесь произрастает в искусстве и культуре, – стремится к совершенству. Отсюда дягилевский фестиваль «Пермь – Петербург – Париж», отсюда триумф в Москве выставки «Пермь Великая», отсюда высочайший уровень музеев и экспозиций каждой в отдельности и всех вместе.
P.S 
Сколько музеев, открытие которых мы с вами запланировали на ближайшее будущее? Всего несколько, даже, пожалуй, меньше десяти. Правда, есть еще в Перми особая детская литература, и даже одному герою детских книг памятник здесь собираются ставить, но об этом как-нибудь в другой раз – нельзя же все валить в одну кучу. Наверное, нужен еще отдельный музей детской литературы, детский музей.