|
|
|
|
|
Георгий
Осипов |
|
|
|
|
|
Георгий
Осипов |
 место пролога
…Было это около десяти лет назад, когда обновленная Третьяковка только-только приоткрыла двери для посетителей. Во время показа экспозиции прессе я сопровождал одного почтенного американца ( матерую «акулу пера»), читавшего курс на журфаке МГУ. Гость тщательно скрывал зевоту, но по всему было видно, что ему невыносимо скучно. И вдруг… Американец, увидев что-то вдали, буквально сделал стойку, как хорошая породистая собака и почти бегом устремился вперед. Остановился он прямо у картины Ивана Ивановича Шишкина «Утро в сосновом бору» (простонародное название «Мишки на лесоповале») и радостно воскликнул: «О, конфэта, конфэта!» «Интересно, что бы о такой славе сказал сам Иван Иванович, человек прямодушный и на язык очень острый?» – подумалось мне. |
|
|
…Если плыть нижним течением Камы, то на крутом правом берегу, сразу за впадающей в нее возле Елабуги речкой Тоймой, издалека видно огромное городище, увенчанное могучей, не скрывающей своего более чем почтенного возраста башней и окруженное бескрайними сосновыми лесами. «Не слышно шума городского», тихо несет воды Кама, еле-еле шумят верхушки сосен, наверное, самый умиротворяющий шум на свете. |
| Всякое сравнение, как известно, хромает, но трудно придумать более эффектный памятник знаменитому роду Шишкиных, чей дом и поныне стоит на одной из самых красивых елабужских улиц. В доме помещается музей великого русского художника Ивана Ивановича Шишкина, скорее всего самого знаменитого из уроженцев тысячелетней Елабуги. Хотя справедливее было бы называть его именно музеем шишкинского рода. Дом выстроен в середине прошлого века («И выстроили как нельзя лучше. Вышел сух и тепел», – писал первый его хозяин), выкрашен в светлый цвет и вполне отчетливо обнаруживает свою связь с типовыми проектами домов, которые, как грибы, росли по всей России в первой половине XIX столетия. Каменный фундамент, деревянный первый этаж и деревянный мезонин. По желанию – непременные четыре колонны по фасаду. Но в 1850 году почти весь город был уничтожен пожаром (именно тогда погиб дом, в котором родился Иван Иванович Шишкин), архитектурная мода к тому времени переменилась, и колонны исчезли. Зато мезонин вырос до размеров первого этажа, и с правой от фасада стороны появилась веранда, снизу – крытая, сверху – открытая. |
|
|
|
И не надо богатого воображения, чтобы представить себе все семейство летним вечером за самоваром на втором этаже веранды, откуда открывается неописуемый по красоте вид на Каму и Тойму. Говорят, на ней любила сиживать и довольно нелюдимая в жизни, но очень «отмечавшая» шишкинский дом Надежда Дурова, легендарная «кавалерист-девица». И, вероятно, любой из членов семьи мог бы подробно |
| поведать историю родных мест, но более всех, наверняка бы, преуспел в этом Иван Васильевич Шишкин, отец художника и правнук основателя рода, человек могучий и незаурядный, который имел в городе выразительное прозвище «елабужский Кулибин». Не без основания: его книга «Практическое руководство по построению мельниц» была, по-современному говоря, бестселлером во всем Прикамье. В числе прочих заслуг перед родным городом значится и его обстоятельный труд «История города Елабуги». Его собственные воспоминания, написанные в 1867 году, издания, кстати, до сих пор не удостоились. «Борьба с нуждой сопутствовала всей его жизни, – написали благодарные сограждане на его могиле, – но твердость духа всегда ему была присуща». Насчет «нужды» совсем не зря: к концу жизни Иван Васильевич почти разорился и вынужден был перейти из купеческого сословия в мещанское. Оставалось одно – гордиться прославленным сыном да продолжать любимые занятия историей. | |
|
|
Шишкин-старший наверняка поведал бы, что один бог знает, когда впервые появились люди на этой камской круче. Хотя, возможно, уточнил бы, что счет идет на сотни, если не на тысячи веков. «Чему порукой курган в нескольких верстах отсюда», – вероятно, прибавил бы он, отщипывая специальными щипцами кусок от огромной сахарной головы, непременной принадлежности любого тогдашнего дома. Почтенный Иван Васильевич наверняка скромно умолчал бы, что он сам по мере сил споспешествовал раскопкам этого кургана, но непременно сказал бы, что его знаменитый сын, «перворазрядный художник», которым он не на шутку гордился, запечатлел его на своем полотне. Чем оказал потомству, добавим мы, огромную услугу, ибо следов от этого кургана, |
| звавшегося Ананьинским, в наши дни практически не осталось. А во времена домонгольские люди жили не на месте современного города, а вот именно на этом высоком городище, где стоит громадная башня. Потом городище запустело, и башня осталась единственным памятником о временах минувших. Скорее всего, она была частью укрепленной городской мечети, но в предыдущие века об этом мало кто задумывался. Городище в средние века считалось местом нехорошим. Чуть ли не прибежищем нечистой силы. По преданию, во время осады Иваном Грозным Казани ее |
|
 |
Хранители и
знатоки города — сотрудники
Елабужского государственного
историко-архитектурного и
художественного музея-заповедника. Сидят: Альфия Шамсимовна Валиахметова, Диляра Мидехатовна Гайнутдинова, Гульзада Ракиповна Руденко — директор музея, Александр Вячеславович Печенкин — зам. директора по науке, Елена Викторовна Поздина. Стоят: Наталья Анатольевна Крапоткина, Равиля Раисовна Брускова, Роза Гафуряновна Ибрагимова, Флера Анасовна Ахметшина, Лариса Львовна Башкирова, Ирина Анатольевна Харламова, Разида Нуртдиновна Боровкова |
| жители посылали сюда гонца – справиться о грядущей судьбе города. А башню со временем починили на средства все того же Ивана Васильевича Шишкина, что вызвало в городе неодобрительные толки: что ему, деньги девать некуда? | |
|
|
Когда почтенный Иван Васильевич выйдет отдать распоряжения прислуге, вспомним негромко о его заслугах. Уже в 1818 году, 26 лет от роду он был избран городским старостой. Впоследствии, когда он был уже весьма заметным хлеботорговцем, купцом второй гильдии, он не единожды избирался городским головой. В 1833 году, за пять лет до рождения сына Ивана, в будущем знаменитого живописца, Иван-старший построил целиком на собственные деньги |
| деревянный водопровод в городе. Всякий мог придти со своей нуждой к нему в этот дом над слиянием Камы и Тоймы. В ту пору, когда дела Шишкина-старшего шли в гору, ему | |
|
|
принадлежал еще и небольшой парк с прудом на берегу Тоймы. Сейчас парк одичал, зарос, и только пруд напоминает о временах минувших. Но, вероятно, самый драгоценный дар его urbi e orbi (городу и миру) – его старший сын. Именно отец всячески поощрял его занятия живописью. Именно он, несмотря на ворчание и возражения родственников, отправил его учиться в Петербург: художество в купеческих семьях считалось занятием, мягко говоря, не слишком достойным. «Так вот, почтеннейшие, – слышим мы снова голос хозяина, – в те времена, когда Иван Васильевич Грозный Казань штурмовал, никакого города не существовало. Было село Трехсвятское, а на Чертовом городище, прямо возле башни, был монастырь, который за малолюдством закрылся в середине XVII века. Но село было богатое: хлебом кормили всю округу, рыба из Камы шла прямо на царский стол, храмы – один богаче другого – |
| росли один за другим, и в году в 1780-м матушка-Екатерина пожаловала Трехсвятскому статус города». А откуда взялось название города – никто, кстати, точно не знает. Легенда рассказывает, что однажды с окрестных круч скатился в Каму гигантский камень, сильно мешавший судоходству, и прозвали тот камень «ала бугай», то есть «злой бык». Внешне похоже на правду: по-татарски город зовется «Алабуга», но кто знает, кто знает… |
|
|
|
Город сберег уникальное количество – более двухсот! – старинных купеческих особняков, кое-где сохранились и интерьеры. Были среди елабужских купцов коммерсанты и побогаче Шишкиных – Стахеевы, Гирбасовы, Ушковы, но строить подавляющие сограждан роскошью дома в ту пору считалось неприличным. Дом Шишкиных же – типичный дом негоцианта средней состоятельности. Как и во всякий дом той эпохи, войти в него можно с парадного и черного хода, бросив взгляд на просторный двор и многочисленные службы. |
| Судьба дома, кстати, сложилась счастливо – до 1937 года в нем жила дочь Ивана Ивановича, Анна Ивановна, через три года первый этаж дома передали под | |
|
|
краеведческий музей (Шишкин удостоился лишь одного зала), а второй заселили бюрократическими учреждениями. Полноценный «шишкинский» статус музей обрел лишь в 1960 году, а в нынешнем виде существует с 1975 года. Реставрации очень помогли рисунки Ивана Ивановича, который часто и охотно зарисовывал комнаты родного дома. Первый этаж – сугубо публичный. Здесь принимали многочисленных гостей и посетителей. Большая гостиная, малая гостиная и в конце небольшой анфилады – кабинет отца, в котором частенько бывало очень людно. Хозяин «характеру был тихого и миролюбивого, – писал он сам о себе, – только по большому вынуждению был горяч, даже и очень горяч, но это случалось очень редко». Прямо из хозяйского кабинета можно было подняться на второй, жилой этаж. Сейчас над лестницей |
| висит большая копия портрета Шишкина кисти Крамского (отменная работа казанского художника Бикчентаева ). Шишкин в цивильном костюме, из кармана торчит цепочка | |
|
|
золотых часов, но все ловишь себя на мысли, что даже в шикарном костюме этот великанского роста бородач чем-то смахивает на старое, могучее дерево. Именно такие можно найти практически на каждой его картине. «Да и умер он как старый, могучий дуб, сваленный внезапным порывом бури», – горестно заметил один из современников. Две его комнаты находились именно на втором этаже, и окна – удивительное дело – выходили не на бесподобный камский простор, а… во двор. Правда, тому есть вполне правдоподобное объяснение. Шишкин после окончания Академии художеств и стажировки в Дюссельдорфе жил в основном в Петербурге и, |
| хотя родной город навещал часто, на «парадное» хозяйское положение в доме совсем не претендовал – человеком он был очень скромным. Небольшая мастерская и такая же спальня – стена в стену с буфетной и кухней. И убранство скромнее некуда: кровать, сундучок, комод, иконы. Совсем небольшая комнатушка (скорее чуланчик) рядом: там Иван хранил краски и холсты. | |
 Гостиная в доме Шишкиных |
По соседству – столовая, где, между прочим, тоже немало любопытного. В горке – кружка в форме головы городничего (беззлобный намек на начальственные должности Шишкина-отца?). Часы, на которые когда-то приходило дивиться пол-Елабуги: часы выкликала кукушка, а четверти часа… - перепелки. Вкус хозяина к механическим диковинам заметен и тут! |
| Остальные залы воздают должное Шишкину-живописцу. «Эка невидаль! – скажет иной скептик, - полотна Шишкина есть практически в любом крупном музее!». Оно, конечно, так, но елабужане вежливо и тактично напоминают нам о той стороне дарования Ивана | |
 Мольберт и картина художника |
Ивановича, которая даже тем, кто считает себя поклонником живописи, не очень известна. Почти целый зал посвящен Шишкину-графику. Прозорливые немцы начали скупать шишкинские рисунки пером и иглой еще во время его стажировки в Германии. А один очень злой критик, смирив перо и нрав, признал: «Если он (Шишкин – Г. О.) один из первых в ряду современных русских живописцев пейзажа, то как гравер-пейзажист – в России единственный и небывалый». Порукой тому – неожиданные (для кого-то) очереди, стоявшие на большую выставку шишкинской графики, прошедшую недавно в одном из самых больших городов России. Давно покинули хозяева свой родной дом, но столь нередкого духа затхлой музейности нет и помина. Но уж коли пришла пора |
| прощаться, то лучше всего выйти из «теплого» и крепкого еще шишкинского дома, свернуть направо, миновать поставленный недавно Ивану меньшому памятник (не так уж и много на Руси памятников живописцам!) и пройти далеко, до самого Чертова городища с башней. И снова ощутить бесподобное чувство полета над бескрайними камскими весями… Может, такое чувство полета и дало однажды России Ивана Ивановича Шишкина? |
|
|
 |
|
|
|
